С фотографии смотрит девочка лет семи: взгляд строгий и недоверчивый. Настороженный. Она смотрит так, как будто все знает о нас. Как будто знает, что с нами было, какие мы есть и кем будем по истечении всех времен. А мы… мы знаем о ней только одно: она с острова Сумба. По крайней мере, так написано под фотографией, сделанной Леонидом Кругловым
Леонид Круглов — известный российский путешественник, организатор ряда экспедиций по разным уголкам нашей планеты: Папуа — Новая Гвинея (1995-1996 гг.), Борнео (1996 г.), горная Мексика (1997 г.), Тува (1998 г.), Амазония (1998 г.), Центральная Африка (1995 г.). Автор фильмов: <Среди пигмеев>, <Неизвестная Куба>, <Крылья каннибалов>, <Сшитые стрелы>. сотрудничает с Леонидом Кругловым с 1998 года. В журнале неоднократно публиковались его фотографии и репортажи: <Воюющий остров> ( № 5; 1998), <Карнавал в Рио> ( № 2; 1999), <Куба> ( № 8; 1999).
Леонид Круглов совсем не похож на тех голливудских <индиан джонсов>, которыми буквально кишит сегодняшнее телевидение. Случайно столкнувшись с ним в толпе городских людей, вы вряд ли увидите заросли <героической> щетины. И уж тем более в голову вам не придет, что этот человек <исколесил> практически на своих двоих весь мир, искал в горах Алтая полумифического снежного барса, дружил с каннибалами и даже пытался пить кровь, смешанную с молоком африканских коров… Сквозь очки в <капитальной> оправе на вас посмотрит интеллигентный человек лет тридцати пяти — худощавый и немного … <не от мира сего>. Потому что живет большей частью в ДРУГОМ мире.
В мире ЖИВЫХ
— Перу, Центральная Африка, Папуа — Новая Гвинея, Кения, остров Борнео, остров Минтавай, остров Сумба. И знаменитая битва на острове Сумба… — фотограф указывает то на один, то на другой фотопортрет. В зале Новосибирской картинной галереи монтируется выставка журнала . — Все наши экспедиции проходят в труднодоступных местах. Там, где еще сохранились уголки традиционной культуры, первобытные уголки земного шара. Где и природа сохранилась, где люди живут так, как они жили столетия назад.
— Как они реагировали на то, что вы их фотографируете, что вы вообще туда пришли?
— Большинство работ сделаны уже после того, как мы долго находились в той или иной местности. Например, если мы посмотрим на кадры с острова Сумба, — на этих фотографиях я лично знаю каждого человека по имени. Скажем, этот старец — глава всех деревень Дангудук. Я жил в его доме. Попал я к нему совершенно случайно и тогда совсем не знал, что он главный жрец. А потом выяснилось, что у них начался этот ритуал подготовки к битве. Все начали гадать…
— Что это за битва?
— Каждый год у них проводится битва между верхними и нижними деревнями. Такая своеобразная инициация.
В результате мы среди них очень долго прожили и стали очень хорошими друзьями. Я вообще считаю, что все хорошие кадры получаются уже после того, как люди к тебе привыкают и допускают тебя к себе. После этого ты становишься одним из них. А на это всегда требуется определенное время.
— Девочка смотрит и вовсе строго…
— Да… Сигналом <принятия> было то, что однажды утром мне принесли такой кубик, плетеный из соломы. Внутри был рис. Местные жители мне подарили этот кубик, и он стал символом того, что меня <приняли в семью>. После этого стало гораздо проще находиться среди них. И поэтому большинство фотографий сделано уже после того, как мы провели там достаточно долгое время. Хотя этот настороженный взгляд вызван скорее изначальной недоверчивостью местных жителей… Так уж традиционно сложилось, что люди и места там дикие, первобытные… И нравы там царят соответствующие. Люди (в отличие от Тибета, фотографии которого представлены в соседнем зале) здесь изначально настороженно относятся к чужакам. Но потом включают свои внутренние какие-то ресурсы души и через некоторое время <открываются>. А на Тибете наоборот. На Тибете культура уже давно идет по пути открытости, доброжелательности — люди сразу тебя принимают как человека, посланного Богом.
— А как вы с ними общались?
— Все время берем различных проводников. Иногда бывает целая цепочка переводчиков. В Папуа — Новой Гвинее эта цепочка доходила до 15 человек. Мы плыли на очень большой лодке, все глубже и глубже… И цель наша была — вот этот вот человек, видите? С палочками в носу. Люди, живущие на деревьях. Они строят дома на высоте 30 метров. Пока мы до них добрались, мы прошли территорию двадцати других племен. Из каждого племени брали одного проводника, и с <живущими на деревьях> мы общались уже через цепочку длиной с этот зал.
— А у этих людей и вовсе людоедский вид…
— Люди на фотографии, которую сейчас вывешивают? Там сохранилась еще традиция каннибализма…
— То есть они людей едят?!
— Да. Эти традиции очень древние. И мы хотим летом туда предпринять еще одну экспедицию, чтобы посвятить ее съемке. Но поедание других людей не связано с тем, что они голодают. Это связано с ритуальными вещами.
— И для чего же необходимо кушать человека?
— В основном речь идет о мести. Может быть, древняя вражда между деревнями. Поводом для вражды может быть что угодно: например, мужчины одной деревни украли в другой женщину. Конфликт мог начаться несколько столетий назад из-за кражи какой-то свиньи. Из-за пустяка. Но поскольку прошло уже много времени, это все немножко перемешалось и продолжается уже в наше время. Соблюдается принцип вендетты. Это есть у многих народов, но просто не в таком диком виде.
— Вы были, наверное, везде… А люди, которые вам встречались, были похожи друг на друга?
— С моей точки зрения, люди отличаются чисто внешне. Но внутри, мне кажется, действуют совершенно одинаковые принципы. И получается, что все люди похожи. Мы с вами от них почти ничем не отличаемся. Потому что среда обитания дает человеку все это. Точнее, он вынужден в ней действовать, жить. Когда миссионеры берут мальчиков из этих самых диких племен и вывозят на побережье, где есть школы, эти дети очень быстро адаптируются. Например, дети вполне легко могут научиться управлять компьютером и всем необходимым для цивилизованного человека вещам.
Это происходит очень быстро и почти безболезненно. А потом живут в том обществе, которое мы называем цивилизованным. Но после всего этого в лес им уже трудно вернуться. Я думаю, это связано с тем, что у людей, которые живут очень глубоко в лесу, очень сильно развито то, что называют первобытным сознанием. И действуют там вещи, называемые у нас интуицией или первобытными чувствами. Но когда дети попадают в город, это ощущение мира очень быстро уходит на второй план.
— Но если люди все на свете друг на друга похожи, почему одни из них живут в городах, а другие так и остаются в лесу?
— Мудрецы на Востоке давно заметили, что цивилизация идет двумя путями развития. Один подразумевает внутреннее, духовное развитие, а второй — путь чисто материальный. И сейчас на планете большинство людей идут по последнему пути — ярко выраженному западному, материальному пути развития. С соответствующим развитием всех материальных последствий… Это все и считается у большинства людей развитием — развитие сознания, развитие науки и развитие всех технических элементов. Люди, которые живут в лесу, в горах, — взаимодействуют с природой и планетой на совсем других основаниях.
И включаются какие-то древние, удивительные механизмы, которые можно назвать первобытным сознанием. Или первобытными религиями. Или не первобытными — на Востоке существуют очень развитые религии. Но они тоже не направлены на технический прогресс. Они все направлены на ВНУТРЕННЕЕ развитие. И в принципе сейчас уже многие люди в мире говорят о том, что над теми идеями, которые есть у людей, идущих по пути духовного развития, — над этими идеями стоит призадуматься и нам. Можно было бы брать многое от них. Потому что всем уже известно и понятно, что существуют и экологические проблемы. И совсем не факт, что западный мир ведет нас туда, куда нужно… Поэтому одна из наших целей — проект, который называется <Диалог со всем миром>. В рамках которого это все и снимается.
И мы как раз своей задачей и ставим — услышать, что они нам говорят. Мы можем и воспринять кое-что: прежде всего отношение к лесу, не потребительское, а когда человек взаимодействует с природой <в симбиозе>. И берет только то, что ему можно взять, спрашивая при этом разрешения. Например, на архипелаге Минтовай очень интересные традиции. Они очень долго разговаривают даже с кокосом(!), прежде чем его сорвать. И срывают только получив на это РАЗРЕШЕНИЕ. Но только получив разрешение! Нам это кажется немного фантастичным, чем-то нереальным… А у них это в порядке вещей: поговорить с орехом или с деревом. У пигмеев, например, — тех, которые живут в Африке, — большинство деревьев в лесу называются по именам. Они к ним как к живым существам относятся. И уж, конечно, такому человеку в голову не придет срубить это дерево. Потому что оно для него — живой ЧЕЛОВЕК, родственник. И мне кажется, такие вещи довольно-таки большое значение имеют в наше время.
— Они вообще имеют какое-то представление о нас? Что мы вообще есть? Что есть другие люди, которые живут по другим законам, в другом месте? На машинах ездят?
— Есть племена, которые <одной ногой там, другой здесь>. Время от времени они подходят к поселкам, и все прекрасно знают про машины. А некоторые, если взять живущих в самой глуши — в Папуа — Новой Гвинее, — не знают НИЧЕГО. Ни о машинах, ни о чем другом. У них по-прежнему сохраняются такие представления, что есть племя, вокруг него — лес. Лес и есть этот мир. А за лесом — мир мертвых. Океан — <большая вода> и МИР МЕРТВЫХ….
— Тогда получается, что мы для них — жители этого самого мира?
— Это еще было замечено Миклухо-Маклаем, когда он прибыл на побережье Папуа — Новой Гвинеи… На побережье! Сейчас-то мы в центр острова залезаем, чтобы найти таких людей, а он тогда еще на побережье их находил. Сейчас на побережье уже есть дороги, города, поселки… Так вот, он описывает, что его приняли за человека с Луны. То есть из мира мертвых. И местные тогда спрашивали его: есть ли на Луне люди, свиньи и прочее… Интересовались, в общем. И со времен Миклухо-Маклая на островах Папуа в их языке до сих пор сохранились русские слова: топор, бык, еще что-то. Не у этих людей в центре острова, а на побережье. Настолько они были под впечатлением от нашего соотечественника…
— От машин они тоже под большим впечатлением?
— Самое главное, они под громадным впечатлением от камеры, от собственного отражения в камере.
— Там даже зеркал нет?
— <Отразиться> можно только в воде. И в этом смысле, когда я их снимал, — это была целая гамма чувств. Когда они заглядывали в это зеркальце, и девушки видели свое собственное отражение… Это было удивительно…
— А вы когда-нибудь задумывались, зачем вы всем этим занимаетесь?
— Ведет меня какая-то сила… Я даже не знаю, как это можно назвать… Потому что планируешь вечно одно, а оказываешься в результате в другом месте. С другими людьми. Но на этот вопрос мне трудно ответить. Мне еще маме 3 упаковки нужно. Итого на меня пиши 5. Я б с радостью, если б не было все так сложно Вроде не везет ни одна компания от нас цену подкорректировала, но все кто отписался на этой рабочей неделе получат заказы по прежней цене Так сложилось. И внутренне я чувствую, что по-другому не знаю, как это могло бы сложиться.
— Тогда поставим вопрос по-другому: что вам это ВСЕ дает?
— Мне это дает ПОНИМАНИЕ. И одну очень простую вещь: что мы плывем в одной лодке. Абсолютно все: африканцы, европейцы, мусульмане, христиане… Когда много путешествуешь по всему миру, по всем континентам, настолько ярко видно, что мы все связаны! И грубо говоря, если где-то там в Бразилии весь лес вырубят, мы ВСЕ задохнемся. Если у нас взорвется или разольется нефть, то ВСЕ это дойдет до берегов другой страны. Будут проблемы. Или если в верхнем течении реки построить завод, который будет загрязнять воду, то в нижнем течении реки погибнут не только животные, но и люди уйдут… И поэтому я лично прихожу к мысли, что человечеству нужно серьезно призадуматься о том, как научиться наконец взаимодействовать между собой. Не через конфликты, а через ПОНИМАНИЕ…
Comment section