Россияне старших поколений хорошо знают название .
Это был один из самых закрытых объектов бывшего СССР. Уникальный
горно-химический комбинат (ГХК), построенный в скальном грунте под землей. Он работал на оборону страны, производил оружейный плутоний. И комбинат, и город, где жили его работники, долгие годы были закрытыми. Впрочем, и сегодня Железногорск, как сейчас называется Красноярск-26, остается закрытым городом, в который пускают только по специальным пропускам
Василий Жидков впервые попал на ГХК совсем молодым, студентом физико-технического факультета Томского политехнического института. Его послали туда в 1976 году на преддипломную практику. Выбор места практики не был случайным, ведь В. Жидков оканчивал Томский политех по кафедре ядерно-энергетических установок. А на ГХК работало в то время три ядерных реактора. После окончания института молодой специалист был направлен на работу в уже знакомый ему по преддипломной практике ГХК. Шел 1977 год. С тех пор вся жизнь Василия Васильевича Жидкова связана с комбинатом и Железногорском, ставшими для него, мальчишки из далекого Алтайского села Белое, родными. За эти годы Василий Васильевич Жидков прошел большой путь от инженера по управлению реактором — так называлась его первая должность — до генерального директора Железногорского горно-химического комбината.
уже рассказывало об уникальном предприятии и его генеральном директоре. Недавно наш корреспондент вновь побывал в Железногорске и попросил
В. В. Жидкова рассказать о переменах, происходящих на комбинате.
— Василий Васильевич, в августе — пять лет как вас назначили на должность генерального директора. Что за это время изменилось на комбинате?
— Должен сказать, что без забот о завтрашнем дне нет дня сегодняшнего. За последние пять лет мы пришли к четкому пониманию дальнейших путей развития горно-химического комбината. Абсолютно точно определилось лидирующее направление деятельности — расширение процедур обращения с отработавшим ядерным топливом (ОЯТ), расширение сферы взаимодействия с нашими партнерами в стране и за рубежом, в том числе в Украине, Болгарии. А сегодня российское законодательство позволяет нам работать и с партнерами в дальнем зарубежье. Важной вехой в этом направлении деятельности является окончательное решение о строительстве хранилища ОЯТ. Мы разработали проект. Он прошел все согласования на краевом, региональном и федеральном уровнях. Проект утвержден. Нами получена лицензия Госатомнадзора на размещение на территории комбината хранилища емкостью более 38 тысяч тонн. Из них примерно 27 тысяч тонн будут сборки реакторов РБМК-1000 и 11 тысяч тонн — сборки реакторов ВВЭР-1000. Кроме того, сейчас рассматриваются различные варианты хранения других видов сборок, в том числе и западного дизайна.
Аналогичное хранилище запроектировано и строится в штате Юта (США).
— В последние годы вы активно занимались созданием завода по производству полупроводникового кремния.
— По сути дела мы уже находимся в предпусковом режиме по этому заводу. Пусковой комплекс — это 10 тонн монокремния и 200 тонн поликремния с расширением объема его производства в дальнейшем до 500 тонн. По кремнию мы в принципе определились и с рынками сбыта. И здесь, с учетом спроса в мире, мы ориентируемся прежде всего не на полупроводниковый кремний, а на кремний солнечного качества, идущий на производство солнечных батарей. Ряд наших российских предприятий, выпускающих монокремний солнечного качества, успешно его продают. Сегодня в мире возникает дефицит сырья — поликристаллического кремния. И я надеюсь, что в 2005 году, когда мы окончательно запустим первую очередь поликремниевого производства, у нас не будет проблем с реализацией этой продукции. Покупатели есть, в том числе и наш Красноярский завод цветных металлов. Примерно 60 процентов нашего поликремния будет идти для производства солнечных батарей. К сожалению, практически весь солнечный кремний, производимый в России, уходит за рубеж. А у нас в южных районах, где можно было бы использовать источники энергии на солнечных батареях, они пока увы не востребованы. Если говорить о солнечных батареях для космических спутников, то это все же малые величины. Как говорится, тоннаж не тот. А вот солнечные батареи как источники энергии все шире используются во многих странах, особенно близких к экватору. Естественно, увеличивается в связи с этим мировая потребность в солнечном кремнии. Ведь в странах с благоприятным в этом отношении климатом каждый дом, каждый коттедж оснащен энергоустановкой на солнечных батареях. Так что, уверен, производство солнечного кремния для нас дело весьма перспективное.
— А как обстоят дела с созданием энергозамещающих мощностей? Ведь скоро работающий реактор должен быть заглушен.
— Решение этого вопроса во многом определяется возможностью получения зарубежных инвестиций, которые были предложены американской стороной для закрытия производства оружейного плутония на наших реакторах. Они одновременно являлись и источниками электрической и тепловой энергии для нужд самого комбината и города Железногорска в целом. В соответствии с имеющимися российско-американскими договоренностями деньги американская сторона выделяет только на создание энергозамещающих мощностей в объемах, равных мощностям выводимых из эксплуатации реакторов. На нашем комбинате два реактора уже остановлены. Третий — энергетический — продолжает работать. И замены ему другими источниками еще нет. Организационные вопросы замещения решены практически на всех уровнях. И в администрации края, и в , и в Федеральном агентстве по атомной энергии (правопреемник бывшего Минатома). Идет процесс заключения договоров на возобновление строительства Сосновоборской ТЭЦ. Определен заказчик и застройщик — это госпредприятие, при Федеральном агентстве по атомной энергии. Но даже если мы начнем нынешней осенью работы на ТЭЦ, то вероятность того, что в 2008 году можно будет запустить хотя бы ее пусковой комплекс, весьма невелика. А ведь в соглашении между Россией и США записано, что наш реактор АДЭ-2 должен быть остановлен в конце 2007 года при условии создания замещающих мощностей.
Еще одна задача, поставленная перед комбинатом жизнью еще до моего вступления в должность гендиректора. И эта задача будет стоять перед коллективом, на мой взгляд, еще в течение, по крайней мере, ближайших 20 — 25 лет. Так что решать ее будут и те, кто придет после нас.
Это одна из самых актуальных и долговременных задач — вывод из эксплуатации всего оборонного комплекса, который был создан в соответствии с постановлением правительства СССР от 1950 года. Промежуточный результат этой работы — два реактора по выработке оружейного плутония остановлены. Один демонтирован в рамках проекта процентов на 80 — 90, второй — на 60 — 70. Реакторы из шахты извлекаться не будут. Они переведены в ядерно-безопасное состояние. Сейчас их отглушают. И они уже практически отглушены от внешней атмосферы, в том числе и от шахты. Это такой железобетонный кокон, в который будут введены только системы контроля температуры и радиоактивности.
— А как обстоит дело с радиохимическим производством?
— Для нас — радиохимия самый сложный участок. В шахте накоплено значительное количество в том числе и высокоактивных отходов. Они находятся в танках разной емкости с охлаждением. И для того чтобы вывести из эксплуатации радиохимический завод, необходимо сначала переработать все топливо, которое еще наработает реактор АДЭ-2. После его остановки этот режим будет длиться года полтора, а то и еще более длительный срок. Затем наступит период — 10 — 15 лет — переработки отходов (жидких в основном), которые предстоит извлечь и перевести в более безопасное с радиологической точки зрения место.
И еще одна задача — придумать что же делать с этой громадной шахтой, которую построили в свое время для размещения в ней этих производств. Понятно, что ее содержание просто как шахты, которая не будет использоваться для эффективных производственных нужд, дело весьма дорогостоящее, затратное. Необходимо найти наиболее эффективное применение этому уникальному подземному сооружению. Здесь может быть размещено и временное хранилище среднеактивных отвержденных отходов либо перерабатывающий комплекс по регенерации топлива. На этих площадях можно разместить мощности по регенерации тяжелых металлов от 400 до 800 тонн в год. У каждого из возможных вариантов есть свои плюсы и минусы. Естественно, создавать новое производство в шахте сложно. Но с другой стороны, такой завод под землей будет иметь мощный экологический барьер. Ведь шахта строилась, чтобы на размещенное в ней производство не было техногенного влияния извне. Теперь она может выполнить защитную функцию от экологического влияния изнутри.
— Вопросы радиологической безопасности были в вашей компетентности как руководителя Центра радиологической безопасности комбината до вашего назначения генеральным директором. Что изменилось за эти годы в сфере радиологической безопасности?
— Я по образованию инженер-физик. Долгое время работая на реакторе, занимался нейтронно-физическими расчетами по плутонию. Несколько лет занимался радиоэкологией, влиянием реакторного и радиохимического производства на окружающую сферу. Этот период моей деятельности совпал по времени с остановкой двух наших реакторов. И можно было проследить динамику влияния работающих и неработающих реакторов на окружающую среду. Исследований было проведено много совместно с московскими, петербургскими и красноярскими учеными. Результаты всех исследований показывают, что радиоэкологическая обстановка остается стабильной. Тем более что с остановкой реакторов она улучшается. Надо отметить, что в последние годы требования к радиологической безопасности ужесточились. Но у нас есть хороший многолетний опыт ее надежного обеспечения. И решая новые задачи, стоящие перед предприятием, мы имеем все возможности для защиты окружающей среды и населения от вредного влияния наших производств.
— Ваш комбинат имеет значительный объем затратных работ, не дающих прибыли. Вместе с тем финансовое положение предприятия устойчивое. Как это достигается?
— Образно говоря, у нас двойная бухгалтерия. С одной стороны, наше финансовое состояние достаточно стабильно. Средняя зарплата по комбинату превышает сегодня 9 тысяч рублей. Может быть, это и небольшая по московским меркам цифра. Но в нашем городе это один из самых высоких показателей. У нас нет долгов по налогам, перед кредитными организациями. В банках у нас достаточно средств, чтобы проработать не один месяц. С другой стороны, мы обременены гособоронзаказом, а суть его — вывод из эксплуатации и содержание пока действующего реактора АДЭ-2. И в этой части мы убыточны, поскольку денег, выделяемых на эту программу из госбюджета, нам не хватает. И нам приходится содержать ее из собственных средств, зарабатываемых по другим видам деятельности, в частности за счет транспортирования и хранения ОЯТ.
Недавно в Москве в федеральном агентстве по атомной энергии состоялась наша балансовая комиссия. Сейчас мы разрабатываем программу финансового оздоровления. В агентстве отнеслись очень серьезно к этой работе. Есть пути решения проблемы убыточности реакторного и радиохимического производств. Трудно военный реактор сделать рентабельным по теплу и электроэнергии. Но если оплату сырьевой части используемого в реакторе топлива возьмет на себя агентство, то это реально, с учетом, естественно, инфляционного роста цен на электроэнергию порядка 12 процентов и на тепло — восьми процентов в год.
Если говорить о радиохимическом производстве, то оно постепенно становится коммерческим. Мы выделяем недовыгоревший в реакторе уран и в виде соли направляем его далее на переработку. Он дообогащается, и из этого урана получаются тепловыделяющие элементы. То есть мы этот продукт реализуем предприятиям, изготовляющим топливо для АЭС. И если установить реальную цену на этот продукт, тогда и радиохимическое производство станет рентабельным. Таким образом, есть задачи, которые мы решаем самостоятельно, а есть проблемы, которые мы просто не в силах решить без поддержки из центра, без содействия Федерального агентства по атомной энергии. И мы очень надеемся на такое содействие. Ведь мы все участники одного большого государственного дела.
Виктор ТИМАКОВ,
Comment section