Огромное количество свойств иллюстрации не позволяет дать хоть сколько-нибудь исчерпывающее их описание. Поэтому сегодня мы остановимся на том, как соотносится тип иллюстрации с носителем, т.е. с печатной полосой издания.
Формально говоря, исходя из задачи иллюстрации продемонстрировать уникальное торговое преимущество (УТП) рекламируемого пылесоса, а именно (для примера) его компактные размеры, черно-белый перьевой рисунок «самого классного пылесоса» в интерьере будет не лучше и не хуже его акварельного рисунка в том же интерьере, а оба они не проиграют и не выиграют в сравнении с фотографией или чертежом.
Что выбрать?
Ответ дает носитель рекламного объявления. Понятно, что в монохромную листовку коммерческих объявлений с плохой полиграфией, где первые оттиски в тираже перетиснуты, а последние выглядят блекло, поместить акварельный рисунок будет просто самоубийством.
Но почему? Как выбрать между штриховым рисунком или чертежом? Что будет выгоднее реализовано в печати чертежей?
Понятно, что количество деталей, которое обычно призван передать чертеж – меньше, чем штриховой рисунок (хотя, конечно, и рисунок рисунку рознь), а значит, воспринять его будет проще. Возвращаясь ненадолго к тому, что мы говорили о знаках в предыдущих публикациях, отметим, что в сознании большинства людей чертеж – это отчетливо видные линии на фоне. Именно такой знак о себе, как типе иллюстрации, несет чертеж. И естественно, чертеж вполне может оказаться темно-серым на светлом листе, красным на синем, зеленом на зеленом, любым, потому что от чертежа прежде всего ждут распознаваемости линий, каждая из которых читается не просто как штрих плакатного пера или рейсфедера, но элемент, который, в отличие от штрихов в рисунке пером или кистью, что-то значит: толщина параллельных линий для закрашивания областей на чертеже даст точную информацию о материале начертанного предмета, как и то, сплошная это линия или пунктирная. Даже пробелы между линиями будут что-то обозначать. И поэтому чертеж может быть сколь угодно неконтрастным, неточным в смысле воспроизведения цветов, но все равно будет смотреться идеально, если толщины линий в чертеже, как иллюстрации, будут пропорционально одинаковы с чертежем-оригиналом. В противовес этому штриховой рисунок что-то значит только целиком, а не поэлементно, поэтому точность его воспроизведения должна быть не меньше точности ожиданий по воспроизведению рисунка, который в сознании читателя формулируется (а, следовательно, ожидается) только как черно-белый (т.е. буквально черный и белый), и потому любое отклонение от оригинала будет лишь говорить читателю, что рисунок плохо воспроизведен, что он недостаточно яркий и контрастный (карандашный) или в нем все сливается от чрезмерного количества краски.
Поэтому даже о серо-сером чертеже созерцатель скажет: «Чертеж внятный, в нем есть все, что мне и собирались продемонстрировать». А серо-серый штриховой рисунок, который должен быть идентифицирован как черный и белый, только скажет, что копия не соответствует оригиналу. Заинтересовала ваша продукция. Хочу попробовать в своем магазине в Ставрополе. Подскажите возможна ли отправка минимальной партии с транспортной или курьерской компанией? Россия, г.Армавир Вряд ли надо обращаться к азам и вспоминать, что некачественно выполненная реклама подрывает доверие к содержащемуся в ней сообщению.
Это же обстоятельство требует внимательного отношения и к бумаге, на которой осуществляется воспроизведение иллюстрации. Спросите себя, на чем чаще всего вам приходится видеть изображения в зависимости от техники исполнения?
Есть ли статистически значимое количество чертежей, выполненных маслом на холсте? А пастельных по технике рисунков на глянцевой и тонкой поверхности?
Возможен ли обычно парадный портрет с «орденами и лентами» на промокательной бумаге или кальке?
Если вам уже смешно от явных несоответствий, учитывайте тип бумаги, на котором будет воспроизводиться иллюстрация, со стилем и техникой изображения иллюстрации.
А идя на первичный контакт с понравившимися изданиями, узнайте у художественного или технического редактора, можно ли воспроизвести штриховое изображение как есть, т.е. чтобы оно не было подвержено предварительному превращению в сетку из точек разного размера, иначе называемую растром. Ту самую сетку из круглых точек разного размера, которую можно увидеть почти в любой газете или журнале, если присмотреться к фотографии с лупой в руке. Именно из-за размеров точки и того обстоятельства, что даже самые крупные из этих точек совсем крохотные, полутоновые иллюстрации в печатных изданиях (фотографии, цветные рисунки красками и т.п.) и выглядят почти в точности похожими на оригинал. Штриховые же рисунки в растр (см. выше) лучше не переводить – они потеряют в половину от того, как выглядит оригинал.
Если же это противоречит принятой в издании технологии, тут же требуется выяснить предельный размер растра и настаивать на том, чтобы растр был как можно больше. Т.е. чтобы сеточка состояла из как можно большего количества ячеек, а количество размеров точек (градаций), с помощью которых передаются оттенки от белого до серого, было как можно больше. Понятно, что если ячеек сетки будет 100, это в 10 раз хуже, чем если их будет 1000. А градация точек из двух размеров – толстой и маленькой будет хуже, чем если размеров точки будет 500.
Другими словами, чем больше растр – тем лучше.
Для примера, растр в 100 точек на сантиметр (300 точек на дюйм, 300 dpi), обозначает, что каждый сантиметр изображения разбит на сетку в сто клеточек по вертикали и 100 по горизонтали и в них будут стоять точки, передающие полутона изображения. Градация растра 300 обозначает, что полутон в соответствующем узелке растра может быть передан одной из 300 точек разного размера, самая большая из которых вписывается в клеточку растра, а самая маленькая равна 300 доли площади этой клеточки.
Поэтому смысл игры с растром, в конечном итоге, сводится к тому, чтобы точки растра не стали восприниматься как самостоятельные объекты, а объекты иллюстрации не потерялись среди растра.
Ведь мы воспринимаем то, что видим, в несколько последовательных, автоматических и независящих от нашей воли этапов. Из них важнейшими являются собственно этап смотрения, в рамках которого глаз видит (воспринимает свето-цветовую информацию), т.е. когда мы говорим о изображении, которое на самом деле оказывается на сетчатке, и второй этап – это восприятие, другими словами, этап первичного анализа того, что у нас на сетчатке оказалось.
Именно в этой, второй очереди, мы начинаем видеть перед собой объекты, так, как они выглядят в жизни. Достаточно сказать, что глаз представляет собой простой однолинзовый объектив, – камеру-обскуру, – и, соответственно, на сетчатку дает перевернутое изображение. Кроме того, на глазном дне есть место крепления глазного нерва, которое занимает какую-то площадь. На это место, лишенное способности воспринимать изображение, переданное через хрусталик глаза, изображение все равно передается, хотя этим участком глаза мы ничего не видим.
И вот, несмотря на такие сложности со зрением, у каждого из нас перед глазами стоит нормально ориентированное, непрерывное и слитное (т.е. без дырок и пробелов) изображение. Полное и не вверх ногами. Это – заслуга второго уровня зрения – первичного автоматического анализа увиденного.
Но если то, что мы видим, мы видим как нормальное изображение, на самом деле есть результат обработки увиденного, т.е мы видим что бы то ни было позже, чем посмотрим на это, то каким образом глаз определяет еще до того, как мозг обработает информацию с изображением на сетчатке, на что, собственно, надо смотреть?
Так ведь недолго впилиться в дверь лбом до того, как поймешь, что перед тобой дверь. Вообще, можно просто просмотреть что-нибудь важное.
Ответ в работе глаз. Глаза человека, как радар, сканируют пространство, рывками перемещаясь от одной точки визуальной напряженности к другой, т.е. прыгают по местам концентрации максимальной контрастности и яркости.
Это радарное «поведение» глаз, перемещение рывками от отдной напряженной точки к другой называется стаккацией. Результаты стаккации, т.е. сканирования, уже попадают на анализ, чтобы мозг разбил картинку на элементы именно по точкам напряженности. Возможности к перескакиванию рывками небезграничны. Если количество различимых точек напряженности становится большим и примерно одинаковым по характеристикам яркости и контрастности, глаз перестает их сканировать, а мозг, соответственно, воспринимать и обрабатывать. И в этом случае глаз переходит на сканирование более крупных, более «значимых» точек напряженности и уже их передает на анализ. Стаккацию глаза легко заметить. Просто понаблюдайте за знакомыми. И вы увидите, что это довольно существенные подергивания зрачков. Ясно, что хотя бы просто мышечные возможности глаз не позволят обработать слишком много точек напряженности. Просто никаких сил не хватит.
Но и это не все.
Мозг тоже отказывается подвергать индивидуальному анализу слишком большое количество объектов. И что тогда? Тогда вся эта каша начинает восприниматься как однородный фон. Если в рамках этого фона можно выделить что-то еще для анализа, анализ продолжается, если нет – мы ничего и не видим, кроме размывов.
Именно поэтому точки разного размера, расставленные по сеточке (т.е. растр), создают иллюзию непрерывного и полутонового восприятия отпечатанного с их помощью изображения. Хотя сами точки, например, в черно-белой газете, – это совершенно черные точки чернющей типографской краски на светло-серой газетной бумаге.
Но если вдруг вы возьмете картину, которую художник нарисовал не мазками кисти, а точками, а потом уменьшите ее до таких размеров, что точки художника в картине окажутся близкими по размерам с размером растра, перед вами будет сплошная каша.
В этом ключ к определению допустимости того или иного типа иллюстрации относительно способа ее воспроизведения. И эту работу если не креативщик, то уж, по крайней мере, продюсер, должен провести как до, так и после того, как будет размещен и осуществлен заказ по созданию иллюстрации. Иначе вы рискуете получить прекрасно выполненную, отвечающую содержанию иллюстрацию, совершенно непригодную для публикации. Но чаще всего эту работу никто не проводит. Зря, конечно, но хотя бы имейте в виду следующее:
1. Никогда не соглашайтесь воспроизводить растром схемы и карты, графики и чертежи. Если это невозможно, не используйте их в качестве иллюстрации.
2. Относительно штриховых рисунков и гравюр тоже всегда настаивайте, чтобы они воспроизводились, как есть, т.е. штрихами, переложенными на печатную пластину. Если это невозможно, проанализируйте иллюстрацию, – ведь размеры самых мелких элементов, чтобы не потерялись при восприятии, должны быть не меньше, чем в 100 раз больше растра. Поэтому минимальный размер пунктирных линий в рисунке или самых маленьких штрихов должен быть не меньше полусантиметра в длину и с миллиметр в ширину. Для воспроизведения «один к одному» гравюры на дереве, скажем, Фаворского, это еще куда ни шло, а для гравюры на меди уже совершенно неприемлемо.
3. На цветных изображений видимые линии – часто линии цвета, а не линии формы, и могут потеряться при черно-белом воспроизведении. Не поленитесь посмотреть на иллюстрацию в градациях серого в компьютере дизайнера или иллюстратора, прежде чем отдавать ее в верстку. Если на экране рисунок выглядит блекло, на газетной полосе он будет выглядеть в сто раз хуже.
4. При планировании цветных иллюстраций следует знать, что кроме проблем с растром есть проблемы с цветом, ведь все многообразие цветов глянцевого дорогого журнала – это просто сочетание четырех растров: желтого, пурпурного, голубого и черного.
Эти растры смещены относительно друг друга под разными углами, поэтому чтобы не было ощущения грязи в отпечатанной иллюстрации, избегайте цветовых полей, близких к цветам типографских красок. Это, разумеется, не касается черной краски.
Лучше пусть вы придумаете зеленый лимон и белое небо, чем потом с горечью обнаружите блеклые желтые и голубые пятна, не похожие ни на то, ни на другое.
5. Посмотрите на бумагу. Может быть, в глянцевом журнале карандашный рисунок будет точнее смотреться на шероховатой бумаге?
Большинство изданий, конечно, сообщат вам, что поменять бумагу даже в одном листе – невозможно. Но это правда только для газет и (отчасти) для журналов, сшитых в тетрадку. Любые другие издания, в которых используется клееный полистный переплет, на это способны. Другое дело, что для их типографов это дополнительная головная боль (правда очень небольшая), за которую, скорее всего, потребуется дополнительная плата. Тем не менее, хотя бы стоит спросить о такой возможности технического редактора издания.
Дмитрий Алексеев
Comment section