Музыкальный спектакль <Тибетский утренник>, прошедший 21 августа в арт-кафе <Ку-Ку-Шка>, стал бесчеловечным напоминанием зрителю о главном событии в биографии индивида. О смерти рассказывала группа <Пассия>, чья новая программа стала столь же провокационной по форме, сколь познавательной по содержанию
Партизанское искусство существует. Об этом теперь можно сказать со знанием дела. Причем обретается оное не где-то в катакомбах и трущобах мировых столиц, а заявляет о себе во всеуслышание даже в глухой провинции.
Томская группа <Пассия> взяла на себя трудную задачу: раздражая зрителя донельзя, поведать ему о смерти, о путешествии в <подземное царство>. Путеводителем была избрана <Тибетская книга мертвых> – текст не самый простой для восприятия. Форма, в которой прошло выступление, тоже была далека от стиля <муси-пуси>. Однако ничто не остановило ни исполнителей, ни публику от того, чтобы дождаться конца волнующего спектакля.
Музыкальное сопровождение <Утренника> было не очень привычным для традиционного уха. Мерс Каннингэм смог бы поставить на нее балет, но зрители танцевать были не в силах. Заунывные гитарные звуки, свисты и шорохи деревянных духовых, тяжкие стоны баяна – и на фоне этого безобразия мальчик и девочка почти антифонно цитируют <Книгу мертвых>. Спокойными и порой возвышенными голосами.
Контрапунктом им звучат рассказы мужчин о жизни, которая хуже смерти. Эти не щадят чувств. Сергей Тендитный в монологе об алкоголе вдруг произносит: <О мама, SOS>, и тут же эти слова становятся сопровождающим рефреном Сергея Филиппова. Навязчивое повторение музыкальных фраз и вербальной информации будто готовит нас к неотвратимости смерти. Но вдруг снова сбивка: мы слышим глаголы о свете, ждущем нас после смерти.
С нами делятся мистическим опытом – другой информации о <послежизни> мы иметь не можем. Кто умер – тот молчит, кто жив – по-настоящему не умер.
С нами делятся жизненным опытом – отвратительном, как у большинства двуногих. И здесь не делается гендерных скидок. Дух мужчины гниет в похмельном синдроме, душа женщины распадается в актах сексуального насилия. Тяжкая доля для всех – равноправие полов достигнуто. Вывод: смерть – красавица. Абсолютная пустота – уродина.
Рассказ о кетаминовом путешествии прерывается политинформацией. Некорректные заявления об Усаме бен Ладене. Само существование <мирового пугала> ставится под сомнение. Мысль не нова, но напоминания достойна. Обобщение: информационное пространство – не организм, но агрегат. И как всякий агрегат нуждается в энергетической подпитке. Западные боги орошают долларами Интернет, восточные – подвигают шахидов на смерть. Земная битва – отражение битвы небесной.
Так и идет спектакль: утренник – не утренник, политинформация – не политинформация. Музыкой инструментальное исполнение в привычном смысле не назовешь, физического действия – никакого. Настолько адекватно замыслу, что дух захватывает! Разговор о главном требует неподвижности – пусть мир вокруг вертится.
Но это, тем не менее, спектакль. Пусть эстетика его не похожа на привычный нам театр Станиславского, далека от балагана, к Шекспиру отношения не имеет – она работает. Движение в <Тибетском утреннике> создается взаимодействием глыб-понятий и способов их презентации.
Поэтому, а вовсе не потому, что он – ученик Марка Захарова, Сергей Филиппов, постановщик спектакля, может быть назван режиссером. В отличие от Марка Анатольевича, специалиста по <мелкой технике>, удачно сбивающего эпизоды-камешки в некую гармоничную мозаику, Филиппов не <разменивается на смальту>. Он – градостроитель, Оскар Нимайер своего города, распростершего крылья по обе стороны бытия.
Нужно просто суметь почувствовать запредельное тление земной жизни и уловить нетленность потустороннего. Ибо жизнь – распад, согласно Библии, выразившей наиболее полно Традицию. Но жизнь – возможность для самосовершенствования. <Книга мертвых> говорит ясно, что <по ту сторону> нас тоже ожидают искушения. И кто не сумел бороться с ними <здесь и сейчас>, будет порабощен ими <там>.
<Пассия> вернула нас в пространство мифа, облегчив нашу зрительскую участь лишь элементами <сказки-страшилки>. Не нарушив формально при этом ничего, присущего мифологическому мировосприятию, где неподвижность героя – и свойство, и атрибут, и качество. Но только до поры. Илья Муромец однажды встал.
Что-то будет, когда <встанет> Филиппов!
Евгений МАЛИКОВ, <>
Comment section