Варенье — это, в сущности, то, что уже никто не варит, к столу не подает, да и не ест. А «Русское варенье» — это пьеса лауреата Букеровской и многих других престижных литературных премий Людмилы Улицкой, вдруг сварившей свое «Варенье» из пиетета к драматургическому наследию Чехова. Премьера состоялась на минувшей неделе на Малой сцене ГАМТ «Глобус».
Постановку осуществил Алексей Песегов — художественный руководитель Минусинского театра драмы, счастливый обладатель трех национальных театральных премий «Золотая маска». Разумеется, это событие — премьеру — не почтил присутствием только уехавший или ленивый. Однако спектакль посвящен именно беспредельно обленившимся детям, внукам и правнукам дворян, привыкшим жить на всем готовом, отвыкшим прилагать усилия к устройству чего бы то ни было, будь то поломка системы канализации и водопровода или формаций, о которых ведомо только футурологам. Странная штука — их всех, и старых, и молодых, и здоровых, и больных — не просто жаль, а истошно жалко. Автор пьесы ЛЮДМИЛА УЛИЦКАЯ собиралась прибыть на премьеру, но…
Нам удалось взять у автора эксклюзивное интервью специально для «Континента Сибирь». — Вы не так много внимания уделяете драматургии, если сравнивать с прозой. Насколько мне известно, нечасто бываете в театрах, еще реже для них пишете. А вам важен результат сценической реализации ваших замыслов, ваших пьес? Много ли вы видели премьер и нужно ли вам это как автору? — Когда-то в восьмидесятых годах я начинала именно с драматургии — ходила на семинар для сценаристов мультипликационного кино при Союзе кинематографистов. Там вели занятия профессионалы. Там я и поняла исключительно важную вещь для начинающего автора — как нельзя научиться читать, не зная алфавита, так нельзя ничего написать, не зная азбуки литературного творчества, то есть работы с эпизодом.
Я очень люблю театр, но крайне редко бывают встречи с таким театром, который живет в моем воображении, который для меня — идеал. Мне и определить-то трудно, какой именно этот театр. Безусловно, не реалистический. И не литературный, где упор делается на текст. Чтобы пояснить хотя бы направление, приведу в пример театр Некрошюса. Я как автор избегаю театра и кино. Вернее, скажем так, крайне редко к ним обращаюсь. По той причине, что только как прозаик я полностью отвечаю за результат своего труда. Выступая как сценарист, как драматург, я полностью отдаюсь в руки режиссера и в большей степени вижу результат его работы, а не своей. Каждая новая премьера — немного страшно. Последнее из радостных впечатлений — постановка «Русского варенья» Анджеем Бубенем, польским режиссером, работающим в Санкт-Петербурге, в театре Сатиры на Васильевском острове. Замечательно. Не на все премьеры попадаю. Но вот посетила мировую премьеру «Варенья» во Фрайбурге, на немецком языке.
Занятный был спектакль — первый акт прекрасный, а на второй или сил не хватило, или времени. Финал вытянули. — У заядлых театралов существует определенная усталость от классики — все более или менее грамотные, продвинутые люди видели интерпретации разных пьес Чехова, Шекспира, Мольера если не сто, то десятки раз. Например, цитата про небо в алмазах набила оскомину даже тем, кто никогда не был в театре, поскольку тиражирована смежными видами искусств, стала общим местом, почти как строка из шлягера, который у молодых на устах: «Уходи, дверь закрой! У меня теперь другой!
Мне не нужен больше твой номер в книжке записной!» Как бы то ни было, повторяемость сюжетов с заранее известным финалом, безусловно, снижает остроту восприятия. Но почему и режиссеры, и драматурги (вы в частности) держитесь за них, как за источник вдохновения? Вообще, исчерпаем ли постмодернизм? — То, что сегодня мы называем постмодернизмом, существовало всегда, но рассматривалось как культурная преемственность. Цитаты, скрытые и явные, живут тысячелетиями. Не вижу в этом ничего плохого. Гений — явление редкое, потому и ставят Мольера и Шекспира, что лучше ничего нет. И эти авторы не стареют, каждое новое поколение открывает в них свое.
С Чеховым у меня отношения долго не складывались, я не любила его пьесы. Но перечитывала время от времени, все ожидая, что они мне откроются. Я понять не могла, почему сто лет ставят такие скучные истории. Наконец открылось, и все стало мне понятно. И я испытала такой восторг, что захотелось с Антоном Павловичем пообщаться единственно возможным способом — через пьесу. Называется она «Русское варенье». Она произошла из прочтения чеховских пьес, из интерпретации его героев, пересадки их в наше время, в наши обстоятельства. Это была большая радость для меня. Ответ на вопрос, почему ставят Чехова сто лет, я тоже нашла: его пьесы безразмерны.
Они вмещают огромные пространства, поле для умственной и художественной деятельности. И еще долго они будут питать поколения людей, а это значит, что они будут присутствовать в растворенном виде, в виде цитат во многих новых произведениях, и, таким образом, постмодернизм неисчерпаем! — Мы-то понимаем, что на самом деле никто не хочет просто денег, просто любви, просто славы. Все хотят счастья, гармонии. Когда вы себя чувствовали счастливой? Я вам предложу несколько ответов, как в тесте: а) когда мне присудили Букера; б) когда выходила замуж; в) когда родила первенца; г) «когда пишу и получается»; д) «когда наступает весна, слышу трели соловья, ощущаю прилив сил и вдохновения».
Или что-то еще?
— Я получила очень много разных премий — это не имеет никакого отношения к счастью. Я трижды выходила замуж, и эти события имели отношение к организации моего личного пространства, к строительству жизни, но не преследовали цели стать немедленно счастливой. Рождение детей — потрясающее событие, это глубочайшая перемена жизни, изменение всех ее параметров и грандиозное уменьшение степени свободы для женщины, пожизненная глубочайшая зависимость. «Когда пишу и получается» — это уже теплее. Когда трели соловья и прочие нечаянные радости — еще теплее. Вообще, не знаю, что имеют в виду, когда говорят о счастье. Мгновение — и это может быть ни с чем не связано. Оно накрывает тебя и уходит. И не вернешь никакими силами, можно только вспоминать и знать, что так бывает. Не по заслугам, просто божий дар, благодать. Пришла и ушла. Спасибо.