Фестиваль международный — авторы представляют 13 стран мира, от Японии до Аргентины. Но несмотря на огромную экспозицию, развернутую на трех этажах плюс подвал, посмотреть на этом фестивале практически нечего.
Куратор фестиваля искусствовед музея Андрей Мартынов начал продвигать его и рекламировать заранее — месяц назад открылась небольшая выставка двух австралийских фотографов, Анны Макдональд и Дэвида Стефенсона. Уже тогда у меня родились нехорошие подозрения. Анна Макдональд была представлена тремя крупноформатными снимками дорогой шитой золотом ткани типа парчи. Складки ткани были переданы великолепно, не хуже, чем на работах художников Возрождения. Ткань заполняла все пространство снимка, не оставляя места ничему другому. В сопровождающем работы тексте было написано что-то вроде того, что автор исследует потенциал украшения действительности и рассматривает кань как элегическую метафору для выражения мимолетности экзистенции. Дэвид Стефенсон (представитель Австралии на Венецианской биеннале в каком-то незапамятном году) снимал вполне фотогеничные пейзажи родного континента — можно печатать в любом географическом журнале. Не хватало кенгуру и страусов. Еще были три снимка звездного неба — беспорядочные белые линии на черном фоне. Короче, предчувствие появилось нехорошее. И оно меня не обмануло.
То, чем заполнены три этажа музея и примкнувший к ним подвал, язык не поворачивается назвать фотографией. Я даже не говорю об искусстве, об этом речь не идет вовсе. Но развешенные по стенам цветные и черно-белые (коих большинство) картинки к фотографии имеют отношение чисто формальное — только то, что они сняты при помощи какого-то аппарата на пленку или «цифру». Поясню, что я имею в виду, когда отказываю представленным на фестивале работам в праве называться высоким и честным словом «фотография».
Фотография, понятно, может быть разной. Какой угодно. Но я почему-то, не стыдно признаться, больше всего люблю те снимки, на которых есть человек. Люди. Ну на худой конец животные. Хотя бы какой-нибудь предметный мир! Мне от фотографии хочется объективности. Реальности, снятой через объектив. Желательно, повторю еще раз, чтобы были люди. Все остальное — факультативно. Без человека снимок мертв, там не на чем остановиться глазу. Нет точки отсчета, нет крючка, на который ловится взгляд. Должен быть человек, чтобы ты ощутил жгучий интерес к снимку и автору. К этому остановленному мгновенью, ставшему вечностью.
Возможно, у меня странные вкусы. Возможно, я не чувствую вкуса к игре света и тени, к абстрактным упражнениям в изображении пейзажей утонченной души фотографа. Но мне кажется, что лучшие фотографии — все-таки о других людях, и только через это — о самих авторах. Фотография родилась как простой механический процесс, позволяющий при помощи ящика с дыркой и пластинки со светочувствительной эмульсией получить изображение реальных предметов и людей. Она всегда была достаточно утилитарной: фото на документы, газетный репортаж, портрет, снимок на память, реклама. Она и сейчас сохраняет эту привязку к утилитарности, практичности — тем и удивляет. Поэтому и действуют так сильно репортажные снимки — потому что на них неостывшая реальность, а не умозрительные построения на тему лунного света. Фотография — это искусство дневное, солнечное.
Вот солнца-то как раз на фестивале «Другое измерение» и нет. Луны — сколько угодно. Начиная с персональной выставки американо-итальянца Фрэнка Дитури — размытые части тел в лунном свете, чередования световых пятен, баланс черного и белого. Кто такой Фрэнк Дитури? Ну да, пара десятков выставок в разных странах, широкая популярность в узких кругах. Мартынов его пропагандирует еще со времен галереи Le Vall — и устроил ему несколько выставок, в том числе и в Москве. Но давайте будем честными — это автор не первого и даже не второго ряда.
Все остальное, на трех этажах и в подвале, еще печальнее. Десяток авторов легко можно слепить в одну экспозицию, и никто не заметит, что снимки сделаны разными людьми: черно-белые размытые картинки, на которых с трудом угадываются фигуры людей, собак, деревья, здания. Говорить о какой-либо композиции, элементарном мастерстве и тем более о смысле этих работ не приходится. Если бы не тексты, сопровождающие работы, говорить было бы не о чем вообще — картинки просто осыпаются с бумаги, не держатся. Тексты же придают этим беспомощным потугам подобие многозначительности. Вот что говорит Дитури: «Люди на моих работах — это визуальные интрузии или знаки. Мне больше хочется говорить о вечных вещах, нежели о мимолетных эпизодах в нашей жизни. Часто присутствие людей на моих фотографиях является второстепенным». Надо уточнить: не часто, а практически всегда.
Еще раз скажу: фотография может быть разной. Красавицы Хельмута Ньютона или китайцы Марка Рибу. Наверное, можно представить и какую-то абстрактную фотографию — как на серии выставок «Фотографика», которые делал Владимир Назанский. Но желательно, чтобы фотография была как минимум профессиональной, соответствовала каким-то критериям мастерства.
Фестиваль задуман как пропаганда фотографии, которая действительно становится все популярнее во всем мире. Увы, результат скорее оттолкнет человека, который захочет понять, что же такого хорошего в современной фотографии. Про мнение профессионалов и говорить нечего. Все, с кем мне пришлось говорить, однозначно оценивают «Другое измерение» как грандиозный мыльный пузырь.
В чем причина этого провала? Разумеется, в мизерном бюджете мероприятия, на который нельзя позволить себе приглашения сколь-либо значимых авторов, хэдлайнеров. Гонорар за участие, страховка работ — на это, естественно, денег нет. Понятно, у директора Московского дома фотографии Ольги Свибловой щи гуще и жемчуг крупнее. Но все-таки, может, стоило вместо 13 стран привезти одного настоящего фотографа? Другая причина — в специфических представлениях Андрея Мартынова на современное искусство. Начиная со своей деятельности в галерее Le Vall он экспонировал авторов, руководствуясь одному ему известными принципами — в результате рядом с действительно любопытными художниками появлялись то и дело совершенно маргинальные персонажи, вся заслуга которых была в использовании цифровых технологий под многозначительные декларации, написанные птичьим языком грантополучателей. Тот же невнятный подход продолжается и в работе Мартынова в художественном музее — большая часть авторов просто перекочевала за ним из Le Vall, а новые по большей части ничем не лучше. Прошедший весной фестиваль AniGma в полной мере продемонстрировал пагубность такого подхода — мероприятие было слабым и скучным. Согласен, большая часть современного искусства (как у нас, так и на Западе) ложно-многозначительна и тосклива, но ведь есть и вполне человеческие примеры? Оживить мероприятие можно было бы приглашением «Синих носов» (благо Слава Мизин формально еще числится за Новосибирском) или Дмитрия Булныгина — клянусь, интереса у публики было бы гораздо больше. И, уверен, обошлось бы это совсем недорого. Может, в следующий раз, если Андрей Мартынов решится пожертвовать единоличным кураторством и доверить формирование программы профессиональным фотографам, получится что-нибудь более вменяемое?