Владимир Дашкевич — один из самых известных российских композиторов, автор музыки к более чем 150 фильмам, среди которых всенародно любимые «Бумбараш», «Собачье сердце», «Шерлок Холмс и доктор Ватсон». В театре Дашкевич работал с такими режиссерами, как Олег Ефремов, Георгий Товстоногов, Галина Волчек, Анатолий Эфрос, Валерий Фокин, Михаил Левитин, написал музыку более чем к 80 спектаклям. На сцене НГАТОиБ 11 июля состоится мировая премьера его последнего произведения — оперы «Ревизор». Корреспондент «КС» СЕРГЕЙ САМОЙЛЕНКО поговорил с ВЛАДИМИРОМ ДАШКЕВИЧЕМ о «Ревизоре», Гоголе и жанре современной оперы.
Почему вы решили, что сегодня будет актуальна опера именно по этой пьесе? — «Ревизор» — пьеса непрочитанная. Сам Гоголь по этому поводу этой непрочитанности очень переживал и даже написал пьесу «Развязка «Ревизора», где попытался объяснить смысл своей пьесы. Ревизор — это не жандарм. А ревизия — это Судный день, наступающий и для этого уездного города, и для всех нас.
И наконец, я понял, что в пьесе есть скрытая любовь — совершенно очевидно, что Маша влюбилась в Хлестакова. — Не архаичен ли сегодня сам жанр оперы? — Сегодня опера находится в критическом состоянии! Последней, на мой взгляд, живой оперой — и то уступающей по масштабу творениям прошлого времени — была опера Шостаковича «Нос», написанная в 20-х годах прошлого века, то есть почти сто лет назад! Конечно, мне могут возразить: авангард, новаторство — но публика от этого смертельно устала. Сегодня авангард — прибежище для посредственности, в нем слишком много технологий, за которые легко спрятаться.
Так что нам приходится совершать некую контрреволюцию. — Но ведь вы могли, наверное, написать не оперу, а мюзикл «Ревизор»? — Я убежден, что сегодня невозможно, не владея техникой мюзикла, написать оперу настоящего оперного формата, с ариями, симфоническими номерами. Сегодня невозможно написать оперу композитору, который не работал в кино, не работал в театре, у которого не выковался интонационный арсенал, вобравший в себя ритмы нашего времени. Но я считаю, что время мюзиклов прошло. Мюзикл был хорош и интересен в тот момент, когда появился микрофон. Возникли свежие интонации: человек, не обладающий большим голосом, мог выразить богатое содержание. Но для крупной формы в этом был существенный минус.
Минус в том, что у всех этих певцов очень узкий диапазон, они все поют в контральтовом или альтовом диапазоне. Иначе говоря, если вы строите большое здание, вам нужны и пол, и потолок. А в мюзикле все поют «ля» вверху и «ми» внизу — и эта голосовая усредненность не дает возможность строить крупную форму, где задействованы все голоса. Опера лишена этой монотонности, в ней удивительная гармония самых разных голосов — теноров, сопрано, басов. И правильно взять в мюзикле все лучшее, все динамичное и добавить к фундаментальным классическим формам, которые живы до сих пор.
— Владимир Сергеевич, академический оперный театр подразумевает вполне академическое пение. Как солисты освоятся в пространстве вашей музыки? Насколько им будет легко? — Физиологически все это спеть не так уж и сложно. У меня в крови ощущение, что может спеть певец — причем не просто спеть, а блеснуть.
Так вот, нужно, говоря футбольным языком, чтобы солисты забивали голы! Голы надо забивать даже из непривычного положения — неважно, что это не классика. Главное, чтобы они получали удовольствие, — и публика немедленно это оценит. В «Ревизоре» есть принципиальная возможность сказать что-то новое. Вот представьте — это большой оперный футбол. Мы все время играем в футбол на дворовом, в лучшем случае районном уровне, наши матчи — игры между «Кометой» и «Метеором». А когда выходишь на уровень «Барселоны» или «Челси», то и ноги по-другому как-то пляшут, и энергетика другая.