Мужчина моей мечты

Сериал «Бандитский Петербург» — «Барон» и «Адвокат» — показывали по ТV уже два раза и, пока не снято продолжение, наверняка покажут еще. Спрос на то велик. Народ, напичканный мексиканским и американским «мылом», почувствовал рьяную потребность в нашем, русском, родном. Но не только этим объясняется взрывная популярность «Бандитского Петербурга». Его феномен пока не объяснен, но придет и на то время…
«Дорогой, я влюбилась!» — всхлипывала я на груди у мужа. Скрывать было бесполезно. Процесс происходил на его глазах. Он не мог отомстить тем же: в «Бандитском Петербурге» женские образы не столь выразительны, как мужские. Пришлось смириться и терпеть.
Читателя, зрителя, в общем, потребителя искусства всегда изводила кручина: потребность в идеале, который принято называть положительным героем. Со времен Штирлица я не могла дождаться его на экране. Искусство социалистического реализма производило тиражи честных, возвышенных, благообразных, морально безупречных. Но ведь еще Воланд говорил, что если мужчина не курит, не пьет водку, не развлекается с женщинами, то вызывает большие подозрения и с ним не все в порядке. Авторы сериала одобрили эту концепцию.
В «Бандитском Петербурге» засветилась звездная команда, представители которой могли бы тягаться со Штирлицем в мужской неотразимости, а во всем остальном оставили бы его на берегу. Главные герои «Барона» и «Адвоката» уж и вовсе — песня. Черт с ним, что Серегин обольщает женщин в корыстных целях, Челищев увлекается идеей с потерей здравого смысла, и оба уходят в запой как спасение от проблем. Тем и интересны!
Душа моя ждала Домогарова. Как только Барон затребовал интервью с пока еще неизвестным мне Серегиным, так я запереживала заранее и влюбилась заочно. Душа молила: приди! И он явился, красавец, умница, храбрец, профессионал — редкий сплав чудесных качеств, ради которых можно простить все. Кроме того, Серегин оказался идеалом журналиста, который я искала среди коллег, но слышала лишь звон золотого тельца. Интересно, как бы он оставался неподкупным на рубеже веков, то есть сегодня, но вчера был 1992 год, и душа моя улетела туда.
Там, в те годы, я тоже была криминальным журналистом. Но «бытовуха» осточертела, а копать глубже кишка была тонка у небесного создания. Серегин — землекоп. Но ему нужна не слава, а правда. Хотя, как замечал еще один коллега, Довлатов, путь к правде короче, чем к истине. Но путь столь опасен, что преодолеть его может только Мужчина. Устаревшее понятие профессиональной чести — его, хоть не оглашаемое, но кредо. Лет 15-20 назад Серегин победил бы врагов и стал главным редактором всех газет. Здесь — он не плюет в воду, как планше, но на мосту пьет водку из горла, отбрасывает бутылку, мутными глазами смотрит в небытие. И проносятся в памяти все смерти, случившиеся по его косвенной вине. Кабы прокрутить время назад, действовал бы он так же? Но ведь пассивное сострадание ему противопоказано. Это индивидум активного действия, результатом какового не всегда становится выстроенная в воображении модель. И дело не в том, что модель выстраивалась ошибочно. Совсем в другом здесь дело. Всесведущий сценарист Константинов и мудрый режиссер Бортко тем и покоряют в своей страшной исповеди, что не собираются смягчать наше сердце успокоительными пилюлями. Это вам не Астрахан с его издевательским оптимизмом: хотите — получите, хотя на самом деле так не бывает, но если хотите, то бывает. Бортко выстраивает сериал по иным законам. По законам реальности прежде всего. Один из них открыл, кажется, академик Амосов: чем больше личного участия, личного добра и неравнодушия приносишь в жизнь, тем жестче расплата. Небесная христианская заповедь, что воздастся по заслугам, здесь и не ночевала. Трагедийность «Бандитского Петербурга» заложена сценаристом и постановщиком: человек бессилен переустроить мир. Но, зная это, все равно делает свое дело, дерзко глядя в лицо смерти.
В осмыслении этих законов фильм «Барон» близок к совершенству. А тут вам еще и психологизм, тут вам еще любовь, подробная актерская игра. Домогаров — артист выдающийся. Кто брякнул, что перевелись Артисты на земле русской? Тут вам запредельная искренность и лирика. И ощущение ускользающей мечты. И Боль, которую не залить водкой. И еще — фантастическая музыка Корнелюка, который далеко уже не Ванька-Встанька, каковым был в своих легеньких эстрадных шлягерах. Как Пантыкин делает 50 процентов успеха Астрахану, так и Корнелюк творит в единой тональности с Бортко. Ах, как щемит сердце от его песен. Ах, как хочется плакать — над собой, над неустроенностью мира…
Это вам не теневой театр. Размыты границы добра и зла, правды и лжи, искренности и коварства. Впрочем, фильм сложнее этих определений. Говорит же Челищев максималисту Степе Маркову, словно отвечая на бред сумасшедшего: «Ты о чем, Степа, какие баррикады?» В «Адвокате» более, чем в «Бароне», режиссера интересует сплав черт натуры, из которых складывается Личность. Антибиотик, самый главный «злодей», безмерно притягателен. Его душевность растопит и сердце бандита, но за ней — хищный прищур и свой особый расклад. Запредельный злодей Череп выступает как профессиональный истязатель, но его звериная интуиция, его первоклассная выдержка отбрасывают героев соцреализма с их соплями и баснями в бесславные анналы истории. Социальную причинность поведения людей Бортко воссоздает с мастерством хирурга. Не реабилитация преступных действий (преступлений с точки зрения так называемого закона), но обоснование их как следствия социальной ситуации волнует режиссера. «Вот почему из честных милиционеров вырастают бандиты» — это упрощенное разъяснение из подтекста предназначено для бабушек, оплакивающих идеалы социализма. Тут талант Певцова полыхает, как факел. Глуповато-наивная мордашка с легкомысленными усиками — вот Челищев-мент. Такие спят с проститутками и пьянствуют с уборщицами. Мужественное, суровое лицо, накачанные мышцы и твердость в поступках — вот Челищев-бандит. Таких боготворят красавицы и уважает братва.
Но, сказывается мне, «Адвокат» — удача не того уровня, что «Барон». Видимо, 2-я часть «Бандитского Петербурга» не избежала участи большинства наших сериалов: бешеный успех провоцирует создавать продолжение, но оно, как правило, слабее, неубедительнее, и чем дальше разворачивается история, тем ниже опускается градус. То же самое случилось с «Зимней вишней», потом — с «Особенностями национальной охоты», с «Ментами», ну и так далее. В «Адвокате» постановщики торопят закон трагичности жизни скорее свершиться, и происходит это в ущерб жизненной и часто художественной правде. Как же Челищев, воспитываемый школой Антибиотика, не просчитал схему своих действий на сто шагов вперед? Как же он, профессиональный мент, не уразумел, что жалобы Генеральному прокурору спускаются в нижние инстанции и попадают на стол тем, на кого и писались? Почему предпринял операцию бегства не до, а после того, как «швырнул бомбу»? Почему, наконец, не сработала интуиция, развитие которой обусловлено данной обстановкой?
Почему, почему… Да потому! Идут последние сцены с Челищевым и Званцевым — и опять душат рыдания нежную женскую душу. Только в «Мушкетерах» была возможна настоящая мужская дружба, а дальше — тишина. Но, повзрослев, легендарные герои Дюма разошлись по своим пусть не баррикадам, но лагерям. Дружба — дело молодое. В «Бандитском Петербурге» друзьям не отпущено времени на продолжение биографии. Они обречены на смерть, значит, на вечную дружбу. Какая это смерть! Ведь даже рухнув на землю, изрешеченный огнем, он не разжал руки с телом друга…
Но я осталась верна Серегину. Один-единственный эпизод в «Адвокате», где мелькнуло его суровое лицо, опять лишил меня сна и покоя. Жду-не дождусь третьей части, где в «Бандитском Петербурге» снова появится он, идеал мужчины. И тогда пусть будет ненавистный мне жанр детектива, пусть будет никогда не привлекавший меня мордобой, пусть будет скомпрометировавший себя жанр сериала. Художника судят по законам, которые он сам для себя создал. Важно не про что создал, а КАК.

Яна КОЛЕСИНСКАЯ, «»

Comment section

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *